МАРЧЕКАНСКАЯ ВСПЫШКА ИЛИ ИНТИМНЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ГРИЗЛИ
Шёл 1992 год.
Хотя, вполне вероятно и 1993–ый. Разницы большой нет. Поскольку Президент
оставался одним и тем же – нетрезвым, ещё не шунтированным, ухарем, но всё шло
к тому, что антиалкогольный шунт вот-вот готов был срастись с необычайным в
своей широте сердцем гаранта. Да, именно 1993 –ий. Именно. Даже дату можно
почти точно вычислить – начало апреля. 3 апреля, если подумать. Именно тогда
Слава Салеев сидел перед телевизором и по своему обыкновению близорукого от
условий труда человека лениво следил за Фаридом вполне Мулюковым. Довольно
длительное время Слава работал в фирме «Геотехнология» во главе с Фаридом, но
совсем другим. Фаридом Еникеевым. Когда наступили лихие времена с Гайдаром, отсвечивающим
китайскими петардами впереди прелести рыночной экономики, наподобие шагающего экскаватора,
передовые разработки в области каротажа сверхглубоких скважин сделались никому
не интересными, НПО «Недра» приказало долго жить, «Геотехнология»
акционировалась. Салеев больше года терпел безденежье, поскольку работы
электронщику в новых условиях, клацающих волчьей пастью капитализма над самым
ухом, не находилось. Еникеев занялся самым прибыльным для начального этапа
капитализации делом. Он торговал продуктами оптом. А зачем для такой, далеко не
геологической технологии, нужны специалисты, знающие импортную технику и
ремонтирующие её даже без возможности заглянуть в принципиальные схемы? Вот и
не платил славный вождь геотехнологический Салееву почти ничего, поскольку работать
с поставщиками сомнительных консервов Слава отказался категорически. «Если
татарин начал торговать свининой, то это неправильный татарин, - нередко
говорил Салеев, имея в виду Еникеевскую коммерцию, - мне с таким татарином не
по пути». К слову сказать, шашлык Слава любит не только из баранины, но и
поросям молодым в его жизни место находится. И ещё, Салеев также и водку готов
откушать в тёплой компании. А на все подколки о несоблюдении заветов Корана
отвечает так: «Во-первых, в Коране сказано, что правоверному мусульманину
нельзя употреблять перебродивший сок фруктов, а про пиво и водку там ничего не
сказано. Во-вторых, что касается свинины, то её жена готовит. А я думаю, что
баранину ем. И, в-третьих, делаю я это ночью, когда всевышний отдыхает и меня,
стало быть, может видеть только во сне. А во сне я, знаете, какой правильный!» 
Все
эти рассуждения хороши, когда есть постоянный источник стабильного дохода. А в
«Геотехнологии» кроме стажа ничего не дают в денежном, так сказать,
эквиваленте. Но и это не беда. Спасало Славу от полуголодного существования –
домашняя мастерская, а трудовая книжка пусть полежит у Фарида. Стаж пусть
копится. Так и жили два татарина в браке по расчёту. Один денег не платил, а
второй на работу не ходил. Обоим выгода. Еникеев за счёт численности избыточной
мог перед проверяющими органами налогооблагаемой базой по заработной плате
манипулировать (не одна такая «мёртвая душа» у Фарида в заначке – переизбыток
бесхозного ИТР-люда, который брезгует просроченную дешёвую продукцию гражданам
навязывать). Салееву тоже неплохо. У него «растут года» к стажу, как мудро один
известный поэт заметил, и с клиентурой можно не выходя из дома общаться. Работать
преподавателем в лицее Слава ещё не начал, только собирался. Информатику
всякого рода людям дать постигнуть –
задача актуальная и неплохо оплачиваемая в то время. Но это только в новом
учебном году, а пока начало апреля. То есть в тот день, когда мы застали
Салеева за просмотром телевизионной программы, ещё не требовалось от него
безусловного прибытия на службу к 8 часам утра. Слава номинально числился
безработным, документально продолжая оставаться инженером в мифической
организации. Числиться то числился, но таковым по существу не являлся. Одна
комната его трёхкомнатной квартиры, неловко собранной бойцами из местного стройбата,
была завалена электронной техникой, требующей ремонта. Вольному художнику от
современных технологий вовсе не нужно давать отчёт начальству, соблюдая правила
трудового распорядка. Единственным начальником и «дружочком драгоценным»
являлась Верочка Ивановна, верная супруга и, по совместительству, секретарь и
боевой соратник.
Так
вот, смотрел Слава телевизионную программу политическую, засыпал почти. И тут
его рука расслабилась, пульт ДУ выпал, вызвав своим падением ровно два
действия. Во-первых, Слава проснулся мгновенно. Во-вторых, телевизионные каналы
переключились, и перед глазами Салеева на экране появилась передача, посвящённая
90-летию «русского соловья», как отзывался о нём кто-то из великих, по-моему,
сам Уинстон Черчилль, Вадима Козина. Съёмки велись из Магадана, где Козин
безвыездно проживал с 1945 года, будучи сосланным туда по политической статье.
Позже к ней присовокупили статью уголовную и запретили покидать город. Славка
смотрел на небольшую комнату в ГУЛАГовском бараке, где скромно проживал великий
певец, и что-то происходило в его душе. Он не мог сообразить, что именно. Вроде,
и старик ему этот знаком, и бедная обстановка комнаты, единственным украшением
которой служил рояль старинной работы. Просто какое-то дежавю. А когда
телевизионная камера наехала крупным планом на большую фотографию в скромной
деревянной рамке, изображающей хозяина комнаты в молодости в концертном
костюме, всё вдруг встало на свои места. Видел Салеев ИМЕННО ЭТУ фотографию, и
не только видел, но и в руках держал. Давно, правда, это случилось, больше
двадцати лет тому назад. Но из памяти не стёрлось, не замылилось будничной
суетой. Так вот, оказывается…Но к этому мы ещё вернёмся.
А началось всё в четверг. Ну, что необычного в том, что наступил четверг, скажете вы, ведь он всегда следует за средой? И практически не ошибётесь. Но не после всякой среды выдают заработную плату, согласитесь. А в тот четверг выдали. Если бы это была пятница, то сразу бы стало ясно, что следует делать. Но тут четверг. К тому же жара нешуточная. Целый месяц стоит это изнурительное пекло. Это вам не Черноморское побережье, где хоть ночью можно от солнца отдохнуть. А на Европейском Севере «белые ночи». Улавливаете отличие? Светило круглые сутки жарит. Днём +36°, а после полуночи – никак не меньше 26. И влажность при этом дикая, хотя дождей за этот месяц как-то не задалось. Вокруг города всё грозовыми тучами обложено, а посередине моя подгоревшая лысина. Бывают у нас такие аномалии. Бывают, но редко. К примеру, такого длительного жаркого периода не было в наших местах уже 50 лет. Что называется, ты попал, чувак! В такую жарень употреблять – себе дороже. Даже Минздрав обязательные на ночь 50 грамм постинфарктных запретил. Неофициально, правда, но многие слышали. Так что, зарплата в процессе путешествия из банка в кассу предприятия, а мы со Славкой в раздумьях удивительных и, порой, неадекватных. Проблемка. Для меня, впрочем, не такая уж и большая. Я-то в смену хожу. У меня завтра выходной. А вот Салееву с утра в пятницу нести ответственность за весь участок на больную голову? Решили так – очень культурно посидеть, без мордобоя и посещений ночных заведений. Чисто символически. По-моему, очень даже удалось. По крайней мере, проснулся наутро я бодрым и деятельным. Но это случиться в пятницу. А пока только начало четверга. И, собственно говоря, густая патокоподобная масса жаркого воздуха ещё утром не предвещала такого неожиданного завершения рабочего дня. Жизнь подкинула неожиданно дополнительную работку, помимо основной. Как она любит, этак вот, поступать с людьми, когда, вроде бы, нет никаких к тому предпосылок. Нужно было заправить пару картриджей для лазерных принтеров и разобраться с парой же бесперебойников (в народе – «упсов», да, не «Oops», а УПС). А ещё в одном автомате на силовом щите периодически начала тепловая защита срабатывать. Звоню Славке: «Шолом тебе на всю потную физию! Когда придёшь картридже заправлять, а то я отлучиться могу? Чтоб не ждал потом». Сидим мы в разных зданиях, метров 400 ему до меня топать, тоже не ближний свет. Поэтому и стараюсь заранее согласовать пространственно-временные параметры столкновения (или, там, объединения) двух материальных объектов инженерного звания.
- Настоящий татарин в пятницу не работает, намаз совершает. Якши? - отвечает Салеев.
- Так сегодня только четверг.
- В четверг я к намазу готовлюсь. Давай в понедельник…
И попробуй тут возрази, если от жарищи ни о чём, кроме минералки из холодильника, думать вовсе не хочется. Плюс двадцати процентную нехватку кислорода в атмосфере примите во внимание. На севере, правда, и зимой кислорода в воздух никто не добавляет в рамках гуманитарной программы, но в жару ощущения от обделённости первейшим для жизнедеятельности продукта особенно усиливаются вдвойне. «Что ж, потерпит и до понедельника», - решил я и полез в холодильник за менералкой.. Итак, команда «расслабиться» была озвучена, и, ко всему прочему, с обеда началась выдача денежных знаков. Что тут поделаешь. Если судьба буквально загоняла нас в свои сети.
Перед
затухающим монитором сидел Слава Салеев и плакал. Плакал совсем не так, как
позволяют себе голосить отвергнутые женщины. И не так, как банкир «Охупомрчительного»
банка оплакивает упущенную прибыль. Это были скупые слёзы повидавшего виды
мужчины. Он даже, узнав о смерти отца, плакал не так. Вы же прекрасно знаете –
мужчины не плачут, мужчины огорчаются. А тут – всего лишь фильм «72 метра».
Фильм, хоть и событие в жизни России, но не сравним с ходульным «К-171». Так
чтящие западные ценности критики считают, не я. Ещё бы – там, в американском
блокбастере (тьфу, слово-то, какое поганое!) блистательный Харрисон Форд и
очаровашка Лайм Нисон, а здесь кто? Народный кружок имени драматургии первых
советских режиссёров революции? Но это только на первый взгляд. Наши актёры, не
в пример Голливудским звёздам, играют душой, а не только умением. Тем более, в
этом фильме. Тем более, такие актёры!
Впервые я видел, как плачет настоящий подводник. Я уверен в этом – настоящий. Не больше, не меньше. Из числа людей, которые понимали толк в подводном плавании. В подводном плавании на «дизелюхах». Уверяю вас, таковых отыщется не настолько много, чтобы встречались оные на каждом шагу.
Слава – мой друг. Самый настоящий, с которым можно и вернуться, побывав в разведке. Ощущаете разницу? С ним непременно хочется вернуться, поскольку, какой тогда смысл было уходить, если не знаешь, что в конце. А бывают такие «друзья», что вернуться совсем ни к чему. Всё равно сдадут с потрохами тому, кто заплатит больше.
Вы спросите, почему мы со Славой работаем на одном предприятии – он же преподавал информатику в лицее. Всему наступает закономерный конец. Закончилась и любовь Салеева к педагогической деятельности, захотелось вернуться к истокам своего призвания электронного, не только дома мозгами и паяльником шевелить. Тут как раз вакансия в РЭМе (ремонтно-эксплуатационная мастерская) подвернулась. Кроме того, мы с ним давно хотели соединить наши трудовые навыки на пользу державе. Думаю, что Слава мне противоречить не станет. Только никак это не удавалось сделать. В 1985-ом году, когда образовался ВЦ в Колвинской экспедиции, вакансий сначала было немного. Салееву предложили подождать до развёртывания комплексов ПС-2000, но дело затянулось, и он ушёл работать электронщиком к нефтяникам. Потом – злополучная «Геотехнология» и большой перерыв перед лицеем. Во время этого перерыва Салеев успел вкусить немного импортных булочек в совместных предприятиях «Байтек-Силур» и «Парма-ойл». О качестве этих булочек будет сказано ниже. А пока – четверг, вечер. Мы сидим вдвоём с пивом и ведём светские беседы.
- Ерунда какая-то, - сказал
Салеев, отсаживаясь от компьютера и приобщаясь к пивной кружке с логотипом
«Афанасий» с наружной стороны тёмного стекла, - полная ерунда…
- Почему тебе не понравился фильм? – спросил я, когда пиво ещё и не думало заканчиваться.
- Потому, что так НЕ ДОЛЖНО быть, - ответил мне Слава Салеев, - полная ерунда получается. Видать, никогда в море режиссёр твой не выходил. Иначе бы знал стопудово, что перед «автономкой» или учением (которое, ни в жисть, от начала «автономки» не отличить), знал, что «дышло» идашки (индивидуальный дыхательный аппарат ИДА-69 или по Салеевской классификации - «гандоньё») каждый подводник лично проверяет. Это же единственная связь с внешним миром, надежда на спасение единственная, понимать нужно. Кругом кэп виноват, выходит. Распустил команду. У нас бы такого не случилось… Все погибли из-за незаряженных дыхательных аппаратов… Неправильно это…
-
Слава, - возразил я, - но ты забыл, о каком времени фильм. Это как раз такой период,
когда из армии и флота сделали всеобщее посмешище тупорылое, самодовольное
окружение некомпетентного Главнокомандующего. Хорошо, что ещё вообще не всё в
стране рассыпалось, когда офицеры были вынуждены заниматься побочной
деятельностью в обход Устава, чтобы выжить. И, не забывай, о художественном
домысле при этом…
- Наверное, ты прав. Но подводникам, даже бывшим, такие фильмы смотреть нельзя. Душа наизнанку выворачивается оттого, что нельзя ничего сделать… Помочь ничем нельзя…
Слава смахнул нечаянную слезу и закурил. Я могу и ошибиться. Это была не слеза, а просто пот. Духота нынешним летом стоит жуткая.
Мой друг Салеев – человек далёкий от идеала, но в этом его непередаваемая прелесть. А то, что он иногда может завернуть какую-нибудь сложную ненормативную транскрипцию, то, уверяю вас, звучит это в его устах совсем не мерзко, а весело, и слух радует. Многие из его высказываний я приберегу до лучших дней, а те, которые вы встретите в этом тексте, могущие потревожить чей-нибудь моральный облик, я выделю жирным курсивом, чтобы читателям легче уворачиваться было и сохранить свою арго-невинность.
Со Славой мы оба рождены под знаком Рыб с разницей в 7 лет и 1 день. Рыбы имеют такую тенденцию – снюхиваться, не взирая на возраст. Когда-то в нашей компании было ещё две рыбины. Про одного (или одну, рыбу в смысле?) я писал – это Сашка Довгуля (Довгулян), мы с ним вместе на ВЦ Колвинской геофизической экспедиции трудились («О чём молчат учебники»). Второй – бывший директор бывшей проектной фирмы «Конструктор» Дима Вахитов. Я у него несколько месяцев зализывал производственные раны, когда по мне изрядно потоптался шагающий экскаватор имени Голикова-внука. В середине марта нам четверым просто нельзя было встречаться вместе, поскольку четыре дня рождения подряд мало кто выдерживает. Даже в том ещё возрасте. Теперь Довгулян где-то под Москвой живёт, кажется, в Солнечногорске (он родом оттуда), а Вахитов тоже вернулся на родину предков – в Нижний. Если про Вахитова я доподлинно знаю, что он на паях с мужем сестры владеет доходными заведениями со скромным названием «Коммерческие туалеты», а на досуге руководит реставрационными работами фасадов старых зданий, то про Довгуляна мне ничего толком не известно. Одно время, поговаривали, что-то он перепродавал, а потом, тоже по непроверенным слухам, устроился системным администратором в какую-то фирму. В Печоре остались мы вдвоём с Салеевым и пока никуда отсюда уезжать не собираемся.
А сегодня у нас заработная плата, и мы усиленно медитируем, боевую молодость поминаем с лёгкой грустью. Ну, а каким образом православный с мусульманином могут медитировать? Непременно с хорошей закуской. Закуску приготовила Верочка Ивановна Славику на обед, но он замотался и, весьма кстати, сохранил её до наших посиделок. Едим котлеты из фарша осетровых рыб. Перец жгучий в них положен, как любит Славик. Как люблю я. Мало того, что мы с ним родились под одним знаком Зодиака, так ещё и вкусы у нас одинаковые. Да, что там вкусы – жён наших Верами зовут. Отчества вот только разные. Кроме котлет на столе присутствует зелень и крутые яйца, четыре воблины и… всё. А что ещё нужно для культурного общения? Пиво, разумеется, в ассортименте.
Я поинтересовался, не с родины ли осётр. Салеев чуть не подпрыгнул: «Какие там, в Димитровграде осетры? Не ловятся давно, не могут подняться. Печору вот сетками перегородили, а Волгу ГЭСами. Только если пешком сами дойдут... Здесь осетрину брали. Свеженькую. Через Верочкину подругу. Но она, по всему вероятию, кости туда подмешивает. Для весу что ли? Тебе не попадались? Я уже два раза чуть зуб не сломал. Придётся примерно наказать».
Дальше наш разговор плавно перетекает к недавним воспоминаниям. О том, как день Радио на ПРЦ (передающий радиоцентр) отмечали. Слава 7 мая прославился тем, что шашлыками всех накормил досыта. Даже собак, несущих вахту на объекте. Это у нас так на предприятии встретили «молодое пополнение» (Салеев в конце марта пришёл в аэронавигацию). Так сказать, вместо испытательного срока, разрешите вам накормить голодную банду службы ЭРТОС.
7 мая целый день было тепло, а под вечер похолодало. Так мне жена сказала на следующий день. Сам-то я уже не чувствовал, хотя целый вечер провёл на ПРЦ за румочкой праздничного чаю и шашалыкастой закусью. Народу было человек 30-40. Точнее сказать трудно, поскольку постоянно происходили миграции особей внутри периметра и за его пределами. Все, кто имел удовольствие прибыть на автомобилях, организовали импровизированную стоянку на ночь. И я подозреваю, что не все ещё свой транспорт забрали до сих пор, хотя на дворе вторая половина июля. Был и директор. Он вручил грамот громадьё, съел бутерброд с сёмгой после того, как принял на грудь. Уехал первым. Его на служебной «Волге» до дому довезли. Оставшись сиротами, народ разошёлся ни на шутку. Меня привезли и поставили под дверь на машине РП (руководитель полётов) часов в 10 вечера. Сам я в тот момент уже находился в стране грёз и гетер. Иначе говоря, был на изрядной кочерге. По иронии судьбы Салеев не ел свой шашлык. Он находился в творческом периоде «наведения мостов» в едабельной части своего лица. Закусывал исключительно шпротами и сайрой (тоже в масле). Мы для него со всего стола собрали, чтобы повар не остался голодным. Голодным он не остался, но дома оказался ещё раньше меня. Усталость сказалась. И ещё юбилей начальницы АХО нагрянул, как снег на голову. Кто ж такое сможет на ногах перенести. Это пострашнее гриппа. Виталик Беляев (техник с ЦКС) два дня потом асфальт из головы выковыривал. И где он асфальт обнаружил? Снег же ещё лежал. А краткую характеристику этому разгулу демократии может дать усечённая стенограмма разговоров по мобильному телефону техника обзорного радиолокатора Григория П* с собственной супругой. Она в это время находилась на смене и периодически интересовалась состоянием дел на празднике. Её вопросы я опущу. Они и так понятны. Приведу только ответы супруга.
Первый звонок:
Сейчас директор вручает грамоты. Ага, вот за бутербродом с сёмгой потянулся. Тост сказал. Поехали!..
Второй звонок:
Гуляем отлично. Народ танцует. Кровь мне уже остановили. Где, где? На ПРЦ лежу, отдыхаю…
Третий звонок:
Меня домой повезли. Всё в порядке… Нас тут трое таких…
Четвёртый звонок не состоялся, поскольку абонент сделался временно недоступным и на вызовы не отвечал.
Постепенно, как это водится при разговоре двух умудрённых опытом мужчин, связанных одной профессией, возникла тема работы. Этот «летучий голландец» нашего подсознания всегда готов бросить якорь в бухте не только с пивом, но и более крепкими напитками. Слава увлечённо начал мне объяснять, как он упростил какую-то схему питания с улучшением характеристик последней. Взял он лист бумаги и быстро начал на нём что-то рисовать. «Здесь всё, как обычно, - сказал Салеев, - два рубля». Это так Салеев однофазный источник переменного напряжения величает. На бумаге выводит «~220», а говорит, что два рубля. Такое у Салеева правило «левого шурупа» (не спутайте с винтом, а то скандал выйдет по поводу характера резьбы).
- А вот тут стоит кондёр, - продолжает свой ликбез Слава
- Из какой крупы? - спрашиваю я, рискуя нарваться на «Рабиновича», которым может одарить меня Салеев в негативном понимании этой многообразной фамилии.
- Причём крупа-то? Не знаю такого термина.
-
Да, суп это простой… Раньше, когда картошку Петр Алексеевич не сподобился
завести, первейший продукт на Руси после каш, киселей и пареной репы.
Славка рассмеялся и посмотрел на часы. Ему пора было сдаваться, супруга ждала его, чтобы пойти поливать дачный участок. Он у Салеева буквально рядом с домом. Позвонил домой. Верочка Ивановна не ответила. Видать, была уже на участке. Тогда Салеев позвонил на мобильник, и моему слуху стал слышен такой примерно диалог
- Привет, дружочек мой махонькой! Это я звоню тебе. Шолом! Мы тут с одним Рабиновичем (в хорошем смысле, отметил я) пиво сейчас допьём и приду поливать.
- Я тебя жду…
- Ты меня ждёшь, а сама с лейтенантом живёшь. - спел Слава с чистой, как лучшая улыбка из его набора, душой и добавил. – Шла бы ты домой, Пенелопа... Верочка Ивановна. Я сам всё сделаю. Подойду минут через несколько…И не твою мать, а нашу бабушку…
Я сказал Славке, что негоже обижать женщину, а он ответил, что и не думал этого делать. Действительно, я просто уже подзабыл манеру общения Салеева с любезной Верочкой Ивановной. На все Славкины происки она отвечала волшебным смехом с непременным комментарием «дурак». Славка почистил рыбку, достал из неё икру и, поделившись со мной, поставил жирную точку то ли на последней теме, то ли на моём комментарии к телефонному разговору: «Якшицизм это всё». Я знавал сам себе, что татарское слово «якши» представляет собой нечто утвердительное и жутко правильное, но теория якшицизма мне была не знакома. Я попросил Салеева уточнить, что он имел в виду своей последней фразой. Слава немного задумался и изрёк с умным видом: «Якшицизм есть ничто иное, как заебатецька вещь!» Этого мне хватило, чтобы осознать свою роль во Вселенной. Тоже якшицизм своего рода.
Воспоминания Салеева о работе с иностранцами большого восторга у него не вызвали. Не любит он представителей северной части континента, который Колумб на нашу беду открыл, а закрыть всё руки не доходят. Не просто не любит, а даже очень не любит. «Канадцы, в отличие от американцев, хамы. – Сказал Слава. - Американцы очень вежливо с улыбочкой объясняют, что ты дурак, а канадцы матами сыплют и уволить грозят каждую секунду». И с теми и с другими Салеев столкнулся в совместных предприятиях, которые пустили, было, корни на Коми земле, да быстро повывелись, поскольку в наших условиях работать не привыкли. Здесь им не Африка и не Канада, где любой транспорт по дорогам рассекает с толстым удовольствием, и думать о заброске оборудования не нужно. Край лесов и болот всё-таки, не какая-нибудь там Луанда с шельфом нефтеносным, на которую уже некий Еленин ставки в углеводородном казино сделал. И никакие ссылки на плохое законодательство, и непомерные налоги здесь не при чём. Такие им льготы давали, этим СП, – закачаешься! Нашим производителям и не снилось подобное в розовых грёзах о процветании. Канадцы в Печоре филиал «Байтек-Силура» соорудили, а американцы «Парма-ойл» с нуля воздвигли (на наши же, отечественные, «деревянные» денежки, в основном, – свои-то жалко). Славка несколько месяцев лямку в «Байтеке» тянул главным энергетиком, где канадцы верховодили, поэтому о них и разговор мы вели в большей части.
СП «Байтек-силур»
– фирма канадская, зарегистрирована на Кипре, штаб-квартира в Лондоне. Нефть
добывают в Африке, а деньги отмывать решили на Российском Севере. Предприятие
долгое время ничего толком на нефтяном поприще не делало, попросту говоря,
создавало имитацию бурной деятельности (ИБД в обиходе). Зато такие деньжищи
плавно перетекали через его счета, что с ума сойти можно. Представляете себе, у
фирмы в аренде три нефтеносных буровые, которые мохом подёрнулись, и контора на
окраине города, а обороты феерические. И, всё больше, в американских долларах,
чем в канадских. Славик как раз попал в период творческого застолья СП, когда
работает только контора, производящая воздух и деньги из этого воздуха на
оффшорной подушке. Это уже позднее канадцам пришлось за ум браться, когда их власти
республиканские «прижучили» ненароком, когда открылся секрет арендованной
собственности. Но фирмачи-специалисты бурильного дела оказались слабаками
против нашей природы. Одну скважину чуть вообще не загубили. Пришлось на поклон
к нашим идти с брезгливым видом. Знаем, де, какие у вас все алкаши
безграмотные. В разгар самых сильных морозов сумели российские бурильщики не
только скважину спасти, но и инструмент. И какова же была благодарность? А
никакой. Канадские нефтяные эксперты, которые с Ньюфаундленда прилетали и всё
дело усугубили, довели ситуацию до критической, получили своё по контракту. Спасителям
же только высокомерное «Thank’s» отвесили сквозь фарфоровые
зубы и сволочили позднее, где только удавалось. В основном в Кремлёвских
окрестностях. Мудрый председатель правительства кивал харизматической головизной
своего лицевого отростка озабоченно. Дескать, знаю, такая беда у нас со
специалистами, хоть плачь, на одних только иностранцев и уповаем.
Руководили «Байтеком» два громилы, достойных режиссёрских работ Серджио Леоне периода спагетти-вестернов. Звали их Роб и Стэн. Оба в ковбойских шляпах и ковбойских же сапогах, в кожаных пальто до земли и клетчатых байковых рубахах с галстуками от Версаче. Уроды полные. Малограмотные парни с фермы. Иначе их и не назовёшь. Славику эти близнецы (в смысле ума-палаты, а не в физиологическом понимании) поручили обустройство базы в электрической части. Оборудование всё сплошь хитровыделанное, западенской закваски. Всё от трёхфазной сети ~110 В (один рупь на фазу) питается. Попробуй в почти ещё советских условиях такую подстанцию где-то найти, чтобы на входе «два рубля», а на выходе только один. Главная задача – компрессор запустить, душу всей базы СП. А тут, на беду, ящика с инструкцией на таможне застрял. Роб со Стэном по базе носятся, шпорами гремят, всех на средний палец отправляют самым изощрённым способом, на какой способны их фермерские умы, и насколько английского языка хватает. Хватает его, должен заметить, не на много. Тогда канадцы начинают проявлять чудеса изобретательности, на русский мат переходя. Но и с этим у них беда. Знают-то всего два-три слова, и всё в один этаж сплошняком, без склонений, спряжений и перегибов с переливами. Будто малолетки отмороженные и косноязычные разговаривают Стэн с Робом, смех один. От этого ещё сильнее руководители заводятся и расправами русскому персоналу грозят. А они совершенно не при чём, между прочим. Это всё таможня что-то в коробках из Лондона найти пытается, шпиона, возможно или же взбесившуюся говядину. Тут Слава и предложил всё электрическое хозяйство собрать безо всякой документации. Роб подумал и не разрешил. Без специалиста из Англии, ну, никак нельзя. Потом подумал ещё чуточку и сказал, что с него хватит, он с базы уезжает, всё запрещает, но к утру, чтобы всё сияло. То есть на Салеева всё повесить желает в случае провала. «Мне же всё равно хоть 2 рубли, хоть рупь на входе. – Сказал Слава. - Я же дипломированный энергетик. Мне всё едино. Сказано по рублю, но сегодня – значит, сделаем по рублю. Два часа работы и всё в полном ажуре, приходи кума любоваться. Оба голубчика даже в город уехать не успели, когда всё готово было».
Я спросил у Салеева об оплате. «Заплатили, конечно, заплатили, куда деваться, раз я на их бестолковых глазах, можно сказать, чудо явил техническое, как Христос Лазаря воскрешающий. Знаешь, у них всё предусмотрено в бюджете. Нужно только предъявить чеки и календарь местных праздников, чтобы банкеты узаконить. Есть даже статья на подкуп чиновников. Честное слово, не вру! Из этой статьи мне Роб и выделил 300 долларов, как клерку, какому из аппарата управления по оприходованию взяток. Хорошо, что не одной бумажкой, а то бы я вообще верить в себя перестал», - таков был Славкин ответ.
«Тут и Крисмес ихний подоспел. – Продолжал Слава. – Сёмгу привезли для братвы нашей канадской, свежую – ещё вчера в Печоре гуляла. Роб посмотрел и говорит, чтобы пожарили. Ну, ты видел таких уродов? Я долго его убеждал, что малосолая лучше будет. Переводчица вся извелась, пока меня толмачила. Взял я рыбу на тонкие кусочки порезал, солью перцем обогатил и в банки стеклянные разложил. Чтоб дошла быстрей в плотном виде. К столу вынесли огромное блюдо малосольной сёмги со свеженьким укропом, петрушкой и другими травками с рынка. Народ, естественно, не берёт ничего. На Роба косится, когда тот первым отведает (Стэн же где-то в Лондоне мотался в это время). Роб нос скривил, кусочек взял, обнюхал со всех сторон и брезгливо пригубил. Тут и весь народ приобщился к лучшему из лососей. И за банкетной суетой как-то не заметил народ, что сёмга вдруг куда-то исчезла. Оказалось, её наш ковбой в гостиницу забрал. На людях всё кичился, нашими продуктами пренебрегал, а под подушкой тайком килограмма четыре умял за милую душу».
Между делом Слава отремонтировал копировальный аппарат, который неосторожные грузчики где-то уронили, и компьютер «Apple Macintosh» в порядок привёл, хотя видел его в первый раз в жизни. Не водится у нас на севере такой дичи. Господа управляющие всё удивлялись и нахваливать Салеева не уставали. И тут Энергонадзор предписание «Байтеку» выкатил с плёвеньким штрафом для первого случая. Дело, в принципе, вполне даже обыденное и мало значительное. Тем более что Славе фактически бумажные дела не передавали, когда он на работу устраивался, некому было. Никто электроснабжением базы до него не занимался, как должно. Все по очереди и никто в целом, как это ведётся, если деньги на заработной плате экономить. Выполнить предписание – раз плюнуть, но не тут то было. Вызвал Салеева Роб пред свои залитые дорогущим вискарём очи и правёж устроил. Бегает по кабинету, орёт нецензурно, оскорбляет Славиных родственников и его самого в придачу. «Совсем нюх потерял, лемминг гутапперчевый. – Пояснил мне Салеев. – Только что в любви вечной клялся и таланты мои восхвалял, и тут такой военно-морской загиб от адмирала Нельсона, чтоб ему не икалось. Идите вы на хрен мелкими перебежками, дорогой мой Роб, говорю. Он мне «факин фак» (почти, как «миру мир» по-нашему), а я ему вернул с довеском. Ну, чтобы Роб с медведем оральным сексом занялся, причём, без разницы в каком варианте. Оба с летальным исходом. Переводчица сидит, краснеет, как перевести, спрашивает. Ну, я и говорю, что пусть у гризли отведает чупа-чупсов, а сам заявление по собственному желанию уже писать заканчиваю. Не знаю толком, перевела ли ему растревоженная нашим разговором девица последнюю фразу, но, взглянув на мою бумажку, Роб рот закрыл, а потом тихенько так спрашивает, уай, дескать? Ну, тут я и выдал ему уже всё по полной программе. Уере гоу мэн ту, говоришь. Не знаю манто там или манту, а идите вы в манду. А потом ещё для верности по-татарски добавил «Кутак – блян кермяся, китаб – блян кермес» (что с членом не вошло, то через книги не войдёт, Генезис). Этого точно переводчица донести не смогла, не на того училась, но у меня чувство гордости в душе осталось. Тоже немало». А я подумал, что зря, наверное, Славка про книги сказал. Не читал их Роб отродясь.
А
теперь пришла, пожалуй, пора вернуться к истории с портретом Вадима Козина в
молодости. Подождите. Так вы же не знаете, как Салеева с берегов Волги в
Магадан занесло. Его туда, собственно, и не занесло, а завезло министерство
обороны в далёком уже 1969-ом году. Попал Славик в подводный флот, поскольку
лёгкие у него были отменные, и ростом гренадёрским он не отличался. Как раз
таких парней в субмарины и консервировали в качестве отбывания священного долга.
«Учебку» флотовскую Салеев закончил электриком 6-го отсека.
Попал на базу подводных лодок на дизельной тяге в бухте Нагаева, рядом с
Магаданским районом Марчекан. Сначала немного о Марчекане, над которым вскоре
обозначит себя ослепительная вспышка небывалой чистоты и необычного цветового
решения. Над Магаданом к югу возвышается гора с каменистой вершиной – высшая
точка полуострова Старицкого. Она венчает горную гряду, отделяющую город от
бухт Светлой и Веселой. Название она получила от ручья Марчекан, что с
эвенского переводится как «торфяное болотце». Под сопкой, у бухты Нагаева
раскинулся район Магадана – поселок Марчекан. Жильё здесь в основном временное
барачного типа. Здесь проживали в 70-ые годы отбывшие свои сроки заключённые,
которым было запрещено возвращаться на большую землю по тем или иным причинам. А
таких немало – 60% от числа освободившихся. Магадан – место удобное, чтобы
держать вечных «временных поселенцев», как на привязи, нимало не заботясь о
том, чтобы они не сбежали куда ненароком. Пути из города в те годы было только
два. Либо теплоходом «Смольный» раз в навигацию до порта Ванино (Находка), либо
самолётом. В любом случае человека с временной регистрацией вместо паспорта ни
на один из этих видов транспорта не посадят. Вот и жили Марчеканские бараки
своей неторопливой жизнью бывших политкаторжан, понемногу осваиваясь с волей и
даже участвуя в общественной жизни города. Здесь же, на Марчекане располагалось
единственное в своём роде кладбище. Таких, пожалуй, нет нигде и поныне. На
могилах ни крестов, ни звёзд. Если похоронен ЗК (бывший ЗК) – колючка, лётчик –
пропеллер, моряк – винт. Могилы рыли прямо в камнях, которые выпирали из земли
во множестве необычайном.
И еще одна трагическая отметина есть у сопки Марчеканской.
На северном ее склоне в 1948 г., угодив в туман, разбился «Дуглас» с восемью
военнослужащими.
Попал Слава в бухту
Нагаева вместе с остальной командой, таких же, как и сам сухопутных «салажат». Аксакалы
из числа срочников и сверхсрочников ходили по пирсу, как домовитые хозяйки по
рынку. Отбирали специалистов по своей специальности для прохождения службы.
Слава ощущал себя на античном майдане, где идёт бойкая купля-продажа рабов.
Времена, правда, другие, но три года почётного рабства были впереди, как пить
дать. Ой, вру. Теперь только два с половиной года (с учётом «учебки»). Не
пожизненно, конечно, но тоже не сахарный сироп с мармеладом.
Салеев глянулся мичману
Ляксеичу, служащему старшим электриком на «дизеле» С-613. Это был
роскошный белорус (отсюда и имя, что-то вроде Лявона) с коком, как у рок-н-ролльного
идола Пресли, и усами, как у незабываемых песняров. Уставом не разрешалось
разводить волосяной покров на голове длиннее, чем ширина указательного пальца
капитана субмарины. А про чубы там ничего не говорилось. Хотя, заведи себе
кто-нибудь из молодых причёску а’ля Элвис, и не миновать ему нескольких нарядов
и стрижку модели «колобок в дозоре», несмотря на недомолвки в военном
поминальнике. Но на вольности «дедов» никто из комсостава внимания не обращал,
даже отец родной, кэп, глаза закрывал.
Мичман только что в
рот Салееву не заглянул. Стать его проверил, мышечную массу изучил. Доволен
остался. Сказал: «Будешь у мена в команде, салабон. Почытай «дедушку», как «Отчэ
наш», и служба станэт табе, как празднык! Кругом, за мной марш!» и увлёк Славку
за собой в прожорливое лодочное нутро. Теперь и началась настоящая служба. Сначала
только возле причала, а не в открытом море-океане. Половина команды была из
числа «салаг», их ещё нужно было натаскать. До первой «автономки» оставалось около
полугода. Ляксеич Славку не жалел, делал из него подводного электрика настоящим
образом. Что ж, даже приятно целыми днями копаться в схемах и что-то паять в
хитросплетениях многочисленных силовых кабелей, представляющих собой нервную
систему субмарины. Салеев любил работать. А за любимым делом и служба быстрее
идёт. В один прекрасный весенний день, когда от сопок поднималось духмяное
марево и веяло ароматами невыносимо неправдоподобных тропиков прямо на пирс,
мичман построил Салеева по полной программе и дал указание: «Сэуйчас поуйдом
аккумуляторные батарэи проверать на готовность к походу. Я буду в чытвортом
отсеке. Скажу табе по громкой свази «уклучи», ты тумблэр уклучишь. Скажу
«уыклучи» - ты уыклучишь. Понал, салабон? И сматры мне, аккуратно. Там заряд
такой, что усо брухо можно спалыть. Галавой атветыш, если что». Славик
переспросил, с трудом соображая, чем отличается «уклучи» от «уыклучи». На слух
разобрать было трудно. «Вот, блаха-муха, набэрут татар на флот… Я же табе
русскым яазыком гавару. Крикну «уклучи» - уклучишь. Крикну «уыклучи» -
уыклучишь. Понал тапэрь?» Салеев, в общем-то, так и не уловил разницы, но для
себя решил, что возражать суровому мичману из более тяжёлой весовой категории
не имеет смысла. Всё же и так понятно – если один раз «уклучил», то второй раз
обязательно «уыклучил», третьего не дано. «Буду считать, сколько раз мичман
прокричит. Каждая нечётная команда – включение, а нечётная выключение», -
подумал матрос Салеев, кивнул головой утвердительно, присовокупив обязательное
«так точно, понял, товарищ мичман!» и, щёлкнув каблуками ботинок типа «гады» на
развороте «кругом», побежал в 6-ой отсек к рубильнику.
Сначала всё шло вполне штатно. Салеев без устали переключал рубильник то вниз, то вверх. Потом. Видимо, к Ляксеичу кто-то подошёл, поскольку команды по громкой связи прекратились. На щитке стояло положение «уыклучено», то есть тумблер вниз. Слава терпеливо ждал. И определённо дождался, услышав заветную команду. Но тут нужно заметить, что заболтавшийся с кем-то из офицеров мичман совершенно забыл, в каком положении должен находиться переключатель в шестом отсеке. Почему-то решив, что аккумуляторы как раз находятся под нагрузкой, он вознамерился пойти покурить, предварительно обесточив лодку. Ляксеич дал команду на своём секретном языке и сделал неосторожное движение. Исполнительный матрос Салеев «уключил» на полный ампераж. Представляете себе, что такое аккумуляторные батареи ёмкостью 6000 Ампер-часов? Сияние над лодкой, которое можно было наблюдать и в 6-ом отсеке с задраенными люками, превзошло все ожидания. Его было видно не только в районе Марчекана, но даже и в аэропорту «Сокол». Этакое световое шоу задолго до Жан-Мишеля Жарра. Вслед за этим случилась мёртвая тишина, в которой что-то осторожно и даже кокетливо искрило на щите. «Е-батюшки, да, я, кажись покойник!» - пронеслось в голове Салеева вместе с весёлыми картинками из детства и отрочества. Была там одна особенно забавная, когда его служить «на моря» провожали. Компания друзей гуляла душевно и без тормозов. Танцевали, кто, что мог. Или, акцентирую ваше внимание, – кто, что ЕЩЁ ПОКА МОГ. А могли, нужно сказать, многое, хотя бальными танцами никто из присутствующих не занимался. Сплошные любители. Но это не послужило помехой. И когда сам Славик в разгар веселья танцевал зажигательную самбу, то напевал: «Церафань, церафань! Белая косыночка. Мой милёнок цзао-фань, а я хунвейбиночка!» Актуальные куплеты к текущему политическому моменту.
И чего это Салееву такие странные видения были, и мысли, его печалившие, в мандраж приводить намерились? Может, и обошлось бы всё, может, и некому было бы желать Славкиной смерти? Нет же! Горловой клёкот кондора, пикирующего на голову зазевавшейся ламы – ничто по сравнению с тем высоким звуком, который разрывал уши экипажа, ошалевшего от ядерной вспышки в миниатюре, спустя несколько секунд: «…ять! …убью стервеца! … рыбам на корм!.. в Дарданеллы мать!»
Салеев не стал прислушиваться к совершенно чистой русской
речи (откуда что взялось?) Он просто бегом в 7-ой отсек бросился и на палубу
оттуда сиганул через аварийный люк, как мохнатый шмель на душистый хмель. Но
был там пойман контуженым мичманом. До сих пор перед взором Славкиным встаёт то
давнее утро, будто вчера всё случилось. «Да ты же, татарская морда, русского
языка не знаешь!» - изложил ему своё вИдение ситуации электрический мичман с голой головой (без бровей, ресниц,
кока а’ля Пресли и роскошных усов) и металлизацией шеи и щёк в мелкую рябую
крапинку. Зрачки на его одухотворённом высокоёмкостном лице сделались больше
глаз, и он, похоже, не мог порадоваться утреннему магаданскому солнцу и прекрасному
виду на Марчекан. Ослеп бедолага от избытка чувств. Не зря же фраза есть
«ослепительный вид». Только многие её неверно трактуют. А здесь – тот самый
случай. Как доктор прописал, что называется. Одно не совсем ясно, как мичману
удалось найти дорогу на палубу. Хотя, с другой стороны, он столько раз в
«автономках» был, что доподлинно все размеры субмарины в собственных шагах измерил
и в дальний угол памяти сложил до случая. Вот и пригодилось. Кстати, по слухам,
от той вспышки прозрели два совершенно слепых старика, которые поутру грели на
солнце свои попорченные ГУЛАГом суставы. Это как понимать – клин клином … что
ли? Не верится что-то.
Слепой, как крот, Ляксеич долго таскал Славку за воротник
бушлата, но сбросить рыбам на корм, как грозился, мичманской решимости не
хватило. Салеев, было, виниться стал, но как раз тогда мичман и вспомнил, как
на самом деле всё было. Отошёл быстро, не стал местью непродуктивной
заниматься, начальству не доложил и дело замял. А позднее они со Славиком даже
подружились.
Через день-другой способность зреть в корень снова
вернулась к мичману. Только крапинки расплавленного металла ещё несколько
месяцев не сходили, и чуб больше не отрос. Хотя про усы такого сказать нельзя,
не в пример крепче оказались. Снова запушились мулявинской пышностью. И
превратился мичман из копии Элвиса Пресли в копию запорожского казака, которому
оселедец пьяный парикмахер отстриг в трудовом порыве. А Салееву пришлось
выучить русский электрический язык не так, как ему в школе преподавали, а
самым, что ни на есть, примитивным способом – вызубрить. Теперь он уже не путал
такие важные слова, как «уклучить» и «уыклучить». С акустиком две недели
тренировался, даже на осциллографе частотную характеристику этих команд
рассматривал с прилежанием. Даже зачёт потом специальный сдавать пришлось.
Незаметно наступил холодный 1971-ый год. К этому моменту за
плечами Салеева числилась не одна «автономка». Деньги у подводников водились, и
немалые. Прибыв в ставшую родной бухту Нагатина и завершив неотложные
корабельные работы, команда покидала причал. Первыми уезжали офицеры, следом
мичмана, а за ними – матросы. На субмарине оставалась только дежурная вахта.
Несмотря на все чудеса секретной кодировки радиосвязи, местное население
заранее знало о том, какая лодка должна вот-вот вернуться в гавань.
Американская разведка не знала, а население Магадана знало. Лучше бы не
умничали, господа супостаты, а вели наблюдение за девицами нетяжёлого поведения
и внезапным расширением ассортиментного перечня в местных кабачках, если
поговорить со старушками, сидящими у подъездов, лень. Как только первый человек
сходил с трапа субмарины, перед ним лихо разворачивалось такси, распахнутое
навстречу героям морей и океанов полновесной водительской улыбкой. Машин была
вереница, чтобы все могли уехать. Причём приезжали «под расчёт». То есть ровно
столько автомобилей, сколько было необходимо экипажу. Ещё один минус хвалёной
американской разведке. Так быстро посчитать не только количество плавсостава,
но и кто, с кем поедет, куда и надолго ли ей не удавалось никогда.
Славик обычно проводил такие торжественные вечера прибытия
в порт в одной компании. Они, не мудрствуя лукаво, отправлялись прямиком в
Марчекан, где заруливали в первый же барак, там бросали жребий и заходили в
комнату с выпавшим номером. Проколов практически никогда не было. Бывшие
политкаторжане охотно делили с подводниками не только их выпивку, но и свою
скудную закуску. Так случилось и зимой 1971-го. Четверо матросов зашли в
подвернувшийся барак, в котором никогда раньше не были, «бросили на пальцах»
номер комнаты и вошли. Вместо двери, которая, по всей видимости, сгнила, вход
загораживали высокие, в полтора человеческих роста, этажерки с утрамбованными
на них книгами. Салеев обратил внимание, что книги всё больше потрёпанные,
некоторые без обложек. «Значит, хозяин – любитель чтения. - Подумал матрос
Слава и раздвинул выцветшую занавеску, натянутую между двумя этажерками. –
Тук-тук-тук. Есть кто дома? Не бойтесь, мы матросы. Погреться хочется немного.
Впустите?» Из глубины комнаты вышел лысоватый старик аристократического вида в
простой ватной безрукавке поверх толстовки и обрезанных серых армейских
валенках. «Что ж, милости просим, молодые люди!» - произнёс хозяин дружелюбно,
делая приглашающий жест рукой. Ребята (конечно, ребята – им всем только по 20
лет) вошли. Славкиным глазам предстала бедная комната, заставленная такими же
библиотечными этажерками, как и те, что стояли на входе. «Ого, да тут несколько
тысяч книг!» - поразился Салеев. Самым примечательным предметом в комнате был
рояль старинной работы, на котором стояла в рамочке большая фотография хозяина
в молодости. В углу пылился патефон со сломанной ручкой, две табуретки, кровать
с панцирной сеткой, простой круглый стол «мечта советского пролетария»… И всё.
На этом интерьер исчерпывался. «Мы пришли сюда не скандалить, а выпить и
засандалить!» - привычно пошутил Слава, доставая бутылки с выпивкой. Стакан у
хозяина оказался всего один, поэтому пили по очереди. А закуски добродушный, но
величавый, старик (ему тогда было ещё только 67) раздобыл у соседей. Матросы
слышали, как он просил: «Душенька, голубушка, не будете ли вы так любезны –
ссудить меня какой-нибудь удобоваримой пищей?» Но просил так, что отказать
было, пожалуй, что и невозможно. «Конечно, конечно, Вадим Алексеевич. Сейчас
посмотрю. Вестимо, к вам гости нагрянули с причала. Нельзя же морячков ничем не
угостить. Понимаю, понимаю».
Слегка подпив, старик рассказал свою историю о том, что
когда-то давно, ещё до войны был одним из самых известных певцов в стране. Даже
лично Сталину в Кремле пел. Потом из-за своих амбиций пострадал, когда
отказался в свой репертуар здравицы Отцу Всех народов включить и провозглашать
оные без устали. «Вот так с 45-го года здесь и живу, ребята. – Говорил хозяин
печально. – Сначала в лагере, а потом в этом бараке. Петь не бросил, но Магадан
не Москва, да, и годы уже не те». Старик присел к роялю и тихонько стал
наигрывать какую-то незнакомую мелодию, еле слышно подпевая себе. Потом
неожиданно прервался и сказал: «Я с советской властью в большой ссоре, но вас,
моряков люблю. Вы в 65-ом не стали безоружных зеков расстреливать…» Что он имел
в виду, какой именно расстрел, так и осталось невыясненным. И тогда и сейчас, я
лично ничего в Интернете не обнаружил. Может, попутал чего-то старик? Но
вернёмся в год 1971-ый. Матросики разомлели в тепле (относительном тепле,
конечно) от буржуйки и полезли смотреть книги. Хозяин безропотно разрешил, предупредив
только: «Ребята, если почитать возьмёте, то, прошу вас, не сочтите за труд –
верните. Это единственное богатство, которое у меня осталось». Стемнело, Марчекан
несмело помигивал редкими огнями, как бы опасаясь быть замеченным людьми,
заседающим в районе Спасской башни. Матросы засобирались на лодку. Увольнение
на берег подходило к концу. Когда все вышли в коридор, Слава неожиданно для
себя вернулся и взял в руки портрет, стоящий на рояле. Потом несколько минут
вглядывался в печальную улыбку молодого Вадима Козина, будто пытался там
увидеть своё счастливое будущее…
